Sarkel

ИЗОБРЕТЕНИЯ И УСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ СДЕЛАННЫЕ ПО ФОТОГРАФИИ

Ив. Вас. Болдыревым

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

Типография Товар. «Обществ. Польза». Б. Подъезд. ул. д. 39

1883

Дозволено цензурою С.-Петербург, 6 Апреля 1883

Желая познакомить интересующихся лиц с результатом моего долголетнего труда, я кратко изложу в хронологическом порядке, как я достиг изобретения и усовершенствования в области фотографии, а так же и с тем, кто я.

Я сын (простого) казака Донского войска, стан. Терновской; детство провел сиротой, живя у деда в пастухах с 6 до 15 лет. С 15 лет положение мое изменилось. В 1864 году отец мой вернулся из военной службы, взял меня от деда к себе и стал сам учить меня азбуке. Через год я мог читать по складам и писать. Отец, видя мой успех в чистописании, отдал меня к одному офицеру, в то время занимающему должность окружного адъютанта при «дежурстве», чтобы приготовить из меня писаря. Но судьбе было угодно распорядиться иначе.

Живя у адъютанта в качестве прислуги и маленького писца, я самоучкой научился починять часы. Прожив у этого офицера три года, я ушел от него и занялся самостоятельной починкой часов. Починка часов дала мне возможность скопить 60 руб. и с этими деньгами уехать в Новочеркасск (Новочеркаскъ – у автора, прим. ред.) – в августе 1869 года (в то время мне было 19 лет и я считался уже военным казаком).

Любя с малых лет мастерство, я решил научиться фотографическому делу, которое скорее могло дать мне денежные средства к существованию, а также и доступ в другие города.

Сказано – сделано…

Я поступил учеником на полгода к художнику Е. Черепахину (в Новочеркасск) для изучения фотографии: здесь мне пришлось встретиться с учениками Им.(ператорской) академии художеств. Молодые художники говаривали: «Как было бы хорошо, если бы фотография достигла того, что требуется для художника, т.е., чтобы можно было снимать в комнате группы и портреты с передачей линейной и воздушной перспективы, а в особенности отношение света к теням». Слова эти так засели в моей голове, что я по окончании ученья целые ночи просиживал, перекладывая объективные стекла в картонном патроне – комбинируя их, как только было возможно, не имея при этом никакого понятия об оптике, надеясь, напасть на след к усовершенствованию, в чем нуждались художники.

Действительно, труд мой не прошел даром: в 1870 году я из объективных 2-х дюм. (*) диаметра стекол составил универсальный объектив, которым в летнее время в одной из станиц и начал снимать с публики фотографические портреты и группы (время держания в комнате было в трое более чем при обыкновенной съемке).

(*) – дюм. — «дюймовых»; дюйм = 10 линий = 25,4 мм (точно) – прим. ред.

По окончании лета я вернулся в Новочеркасск и, вследствие фотографических работ, познакомился с артистами, игравшими в то время в Новочеркасском театре: гг. Правдиным, Ленским, Бельской, Пригожим, Ильиным, Осокиным и др. Г.г. Ленский и Правдин ходили ко мне очень часто: Ленский рисовал фантастическое кладбище для своей роли «Гамлет», а Правдин гримировался в роли «Кречинского» и я снимал с них фотографии.

1871 году я должен был идти «в поле», на службу, если не внесу военный годовой капитал в размере 85 руб. Денег в то время у меня не было, а занять тоже негде; между тем как до срока взноса оставалось только два дня. Зная, что через два дня я уже не буду избавлен от службы никакими средствами, я в отчаянии пошел к артистам в театр во время репетиции.

Здесь к моему счастью я среди них встретил полное сочувствие и г. Пригожий первый заявил, что даст денег, а Ильин (ныне Греков) поручился за меня. Таким образом внеся деньги в военный капитал 85 рублей, я стал подумывать об образовании, почему в конце 1872 г. приехал в Петербург.

Так как материальное положение не позволяло мне заняться исключительно образованием, то я поступил в фотографию Лоренца в качестве ретушера и помощника, и в часы досуга стал посещать рисовальную школу (поощрения художников). Отдавшись всецело любимому искусству – рисованию, я оставил фотографию, но в каникулярное время я уезжал на Дон собирать типы казаков и между этим иногда снимать фотографии с публики, а по возвращении в Петербург эти типы передавал И.Н. Полевому, В.В. Стасову – в Импер.(аторскую) публичную библиотеку и Л.Н. Майкову – в этнографический отдел при Им.(ператорском) Р.(усском) географическом обществе. В 1874 году я поступил в число вольнослушателей Импер. Академии художеств. Вследствие этого войско меня уволило от службы, выпустив в отставку – предоставляя полную свободу для дальнейшего развития.

В академии я познакомился с худ. М.Ф. Каменским, от которого приобрел потом дорожный фотографический аппарат, привезенный им из Флоренции. Аппарат этот был довольно громоздкий и сложный. Он состоял из темной комнаты-палатки и т.п., которые помещались в двух сундуках, весивших!, до 10 пудов (*).

(*) — пуд = 40 фунтов = 16,3805 кг,

фунт = 32 лота = 96 золотников = 409,512 грамм; прим. ред.

Такая тяжесть была крайне неудобна для перевозки, но так как этот аппарат давал изображение фотографического снимка на целую пластинку, то я и возил его с собой на Дон, предварительно переделав объектив.

Привезенные мною типы казаков обратили внимание известного химика Д. Ив. Менделеева, пожелавшего познакомиться со мной.

У него же я встретился с изобретателем по фотографии с г. Варнерке, который и объяснил значение и пользу моего изобретения, сказав при этом: «что заграницей нигде ещё так не снимают, что это только в России, в Нижнем Новгороде г. Карелин, но Карелина фотографии сделаны в павильонной комнате, специально для этого приспособленной; а ваши, судя по фотографическим снимкам, в обыкновенных комнатах, при разной домашней обстановке (хотя лично для меня последнее не составляет преимущества)». Как и Менделеев, он посоветовал мне сходить к фотографу Левицкому. Левицкий рассмотрев мои фотографии, посоветовал взять на аппарат-комбинацию объективных стекол – привилегию (*) в России и заграницей, которая мной и была испрошена только в России; но, не имея возможности внести 150 руб., я вынужден был отказаться.

(*) – «привилегия», то есть, лицензия; — прим. ред.

В 1878 году состоялось утверждение 5-го отдела (по фотографии) при Импер. Русск. техническ. обществе, куда я и заявил о своем изобретении во время первого заседания всех членов этого отдела, бывшего под председательством генерала Биркина, и там показывал, как скомбинированные мною 2-х дюйм. диам. объективные стекла, так и сделанные с помощью их фотографии. Членами было решено собраться (11-го апреля) в павильоне г. Деньера для демонстрирования моего фотографического аппарата, чтобы лучше убедиться в его пригодности. И 11-го апреля в 4 часа пополудни непременные члены (числом 10 человек) были в полном сборе в павильоне фотографа Деньера. Г. Левицкий объяснил значение расположения группы и они расселись по огромному павильону, кто как хотел, на протяжении 12 аршин (*).

(*) – 1 аршин (4 четверти; 16 вершков; 28 дюймов) = 711,2 мм; — прим. ред.

Фотографический аппарат отстоял от первого на 6 арш., а от последнего – на 20; в 4 1/2 часа экспонирование (держание) продолжалось 25 секунд и негатив оказался немного передержанным. Деньер и Левицкий по своим часам следили за верностью времени экспонирования.

Группа вышла удачно и единогласно была признана собранием прекрасною по передаче перспективы, как линейной, так и воздушной. Левицкий взял негатив в свою фотографическую мастерскую, где под его наблюдением было напечатано более 2 дюж. (*) оттисков.

(*) – 1 дюжина = 12; прим. ред.

28-го апреля в общем собрании всех членов технического общества с участием публики, председательствующим (Биркиным) был прочитан отчет из журнала о результатах моего изобретения, причем Левицким были показаны печатные группы и другие мои работы, а Деньер показал фотографии Карелина, указав их сходство с моими. Каким образом Карелин их делал и делает, собранию было неизвестно, но я сказал им, что  Карелин делал фотографии обыкновенным объективом и одним передним собирающим стеклом, как существующие французские объективы. Такой аппарат требует вдвое более света и помещения. Общее собрание закончило свое заседание в мою пользу.

В этом же году г. Левицкий собирался ехать на всемирную парижскую выставку, где он фигурировал в качестве эксперта по фотографическому отделу. Я попросил его взять с собой объектив моей комбинации и там выставить, но он предварительно попробовав его в своей мастерской в мое отсутствие, сказал, что результат неудовлетворителен и уехал в Париж без объектива.

Такая постановка дела, заставила меня подать в 5-й отдел (технич. общ.) прошение о выдаче мне свидетельства, удостоверяющего в пригодности моего изобретения. Через 8 месяцев я получил выписку из журнала 5-го отдела. В этой выписке было много изменено того, что говорилось председательствующим перед собранием в мою пользу… Видя такое не сочувствие к моему усовершенствованию, я махнул на все рукой и уехал в Крым.

В Крыму – в Ливадии, благодаря заботам генерала А.М. Салтыкова, я был поощрен вниманием (блаженной памяти) Государем Александром Николаевичем, вследствие чего у меня снова явилась энергия к усовершенствованию по фотографии.

Мне пришлось снимать портрет с Государя не предупреждая Его о том, — при этом я испытывал много неудобств в приготовлении и проявлении пластинки, что заставляло меня придумать способ приготовления и проявления пластинки без тёмной комнаты-лаборатории. (Камеру с таким механизмом я теперь имею, но, к сожалению, не могу показать по независящим от меня обстоятельствам.)

Следующий случай навел меня на мысль изобрести пленку. В дороге из Крыма в Петербург, негатив Государя (сделанный мной в Ливадии) разбился на мелкие части, что очень меня опечалило. Я задумал заменить чем-нибудь стеклянные негативы. В то время мне было известно, что приготавливаются плёнки из коллодиума, каучука, гуммиарабика с желатином, из желатина и даже столярного клея и жидкого стекла; но все эти пленки не оправдывали своего назначения; я и задался целью приготовить более совершенную плёнку, что мне и удалось после долгих усилий. Изобретенная мной пленка не изменяется ни от высокой температуры, ни от сырости, и. положенная с негативным изображением на сутки в воду, она нисколько не изменялась – была также прозрачна и эластична. Кроме того, жидкость, употребляемая для приготовления плёнки, будучи несколько измененной, служит для перевода старых негативов, коллодиумных и эмульсионных (броможелатиновых) на плёнку. Таким образом, старые разбитые негативы, бросаемые за негодностью, становятся пригодными к печатанию. Благодаря  прочности и эластичности плёнки, с помощью скомбинированного 2-й дюйм. диам. объектива, я делаю фотографии величиной в 2 и 3 четв.(ерти) арш.(ина). Обыкновенно негативы большого формата получаются таким образом: предмет снимается по частям, части эти накладываются на стекло так, чтобы контур одной плёнки приходился на контур другой; затем прорезывается ножом по контурам или по линейке и спаивается, таким образом получается большой величины цельный негатив, а если бы негатив по какой-либо причине разорвался, то его легко спаять этой же жидкостью. В настоящее время у меня имеется более 200 негативов, снятых в разное время и в разных частях России.

Несмотря на то, что негативные пленки и печатанные с них позитивы я своевременно (в 1880 г.) показал и объяснил заседанию 5-го отдела (Технич. общ.), отдел почему-то не позаботился даже пропечатать об этом, вследствие чего никто не мог прочесть относительно моих плёнок. После этого я больше не обращался в фотограф. 5-й отдел и стал готовиться на всероссийскую промышленно-художественную выставку в Москве. На выставку я представил до 50 фотографических снимков разных величин – с плёночными негативами (с которых печатаны оттиски), без ретуши, как негативы, так и позитивы и объектив моей комбинации, а также и др. приспособления. В первых числах июня началась экспертиза по фотографическому отделу, экспертами были: гг. Любимов, проф. Моск. унив. (по физике), Боткин – художник, Левицкий – фотограф и генерал Штубендор (нач. граф. искус. при главн. штабе). Когда эксперты подошли к моей витрине, я стал им объяснять свойство моих изобретений и показал им тот 2-х дюймового диаметра объектив (в усовершенствованной оправе),  которым снимал группу непременных членов (числом 10-ть) V отдела (у г. Деньера в павильоне в 1878 г.), и плёночные негативы и др. приспособления; гг. эксперты, не дослушав меня и не обратив особенного внимания на мои изобретения, удалились. Через два дня экспертиза явилась снова, уже в лице двух чиновников и г. Левицкого. Г. Левицкий объяснил им, что фотографии сделаны экспонентом особо придуманным способом и приёмом, и, при этом, обратился ко мне со следующими словами: «Ведь вы, способом снимать группы по перспективе воспользовались от г. Карелина»? Такой вопрос возмутил меня, и я ответил: «Как прежде, в фотографическом обществе, так и теперь говорю вам, что никогда и ни от кого не пользовался никаким изобретением и о моем предположении, которое вам также известно, что г. Карелин делает фотографии обыкновенным объективом Росса и работающим передним стеклом, о чем свидетельствуют фотографии его ученика г. Соловьева. Как г. Карелин, так и г. Соловьев не заявляли ни о какой комбинации объективных стёкол, но я заявлял и вы теперь, большею частью, знаете, как составлен мной объектив, при том же я никогда не утверждал, что объектив моей комбинации превосходит другие объективы. – Нет, я говорю, что удалось мне придумать такую комбинацию объективных стёкол, при помощи которой можно снимать: виды, группы, портреты, архитектурные чертежи, картины, а главное, портреты и группы в обыкновенных комнатах, без всяких на то приспособлений (экспонирование – держание моментально при броможелатиновом способе); такой объектив особенно пригоден в путешествии; в витрине моей выставлены фотографии, снятые большей частью, в дороге…».  Ответ мой, как видно, г. Левицкому не понравился, и он сейчас же ушел.

В журнале «Фотографъ» (за июль) я прочел, что мне дали бронзовую медаль за выставленные фотографии – на выставке, между тем, как я выставил не работы фотографические, а аппарат с принадлежностями, посредством которых я снимал (хотя камера мной была убрана). Фотографии же у меня играли второстепенную роль: они даже нарочно не были отделаны – не ретушированы, (так как аппарат передает более мягкие – не резкие контуры) и, не наклеенные дубликаты тех же экземпляров, чтобы показать, насколько чисто сняты фотографии без отделки, употребляемой без исключения всеми фотографами. В том же журнале г. Срезневский в своей рецензии, говоря вообще о фотографах и любителях-фотографах, высказался так: «Напрасно будем искать на выставке любителей фотографии. Их вовсе нет. Болдырева, назвавшегося любителем, нельзя считать иначе, как фотографом-путешественником». – Потом говорит далее: «Алфавит требует поставить И.В. Болдырева вслед за Бергамаско (выделено И.В. Болдыревым – прим. ред.). Почему-то он назвал себя любителем; против этого восстанут многие. Любитель работает для себя, по своему желанию и не принимает заказов, не делает из фотографии источника средств к жизни».

Почему г. Срезневский говорит это, я положительно не понимаю, так как он сам знает, что я живу в обыкновенной меблированной комнате, занимаюсь усовершенствованием по фотографии и от публики заказов не принимаю; я снимаю, конечно, фотографии (иначе меня совсем нельзя бы и назвать фотографом), но только со своих знакомых и большею частью без денег – если же кто и платит, то из любезности – зная моё «положение». – Путешествую же я также не затем, чтобы фотографиею зарабатывать деньги (нигде я не открывал никогда фотографии, да и не имею на это установленного документа), а чтобы собирать типы и достопримечательности России, как для себя лично (и как бы для проверки своих изобретений), так и по поручению некоторых лиц и учреждений, о чём г. Срезневский знает очень хорошо. Дальше г. Срезневский говорит: «В небольшой раме выставлено все выдающееся из работ многолетней его практики. Можно найти несколько живых сцен в жанре г. Карелина. Внизу изобретённый Болдыревым 2-х дюймовый объектив, но это не тот, которым сняты выставленные рисунки и который был оценен в комиссии V отдела в 1878 году; тот был больше. Тут же несколько баночек и принадлежностей, не знаю, принятых ли экспертизой во внимание, изобретённая Болдыревым плёнка для негативов – выдумка (выделено И.В. Болдыревым – прим. ред.), бесспорно достойная внимания и полезная. На столе возле рамы прибита вырезанная из газеты реклама (выделено И.В. Болдыревым – прим. ред.) об изобретениях экспонента».

Я уже раньше сказал, что выставлял не фотографии, а мои изобретения; но вот чем меня удивляет г. Срезневский: не видя моего аппарата – объектива  и меня на выставке, говорит, что объектив не тот выставлен, и проч.; — смею уверить г. Срезневского, что объектив тот самый, только в усовершенствованной, весьма легкой, оправе, а не в прежнем самодельном картонном патроне. Фотографические снимки сделаны, — в особенности большого формата, почти все этим объективом. Жанр г. Карелина, как бы должен знать г. Срезневский – делать фотографии в павильонной комнате, специально для этого приспособленной, а не в обыкновенных деревенских избах, как я делаю… Для большего удостоверения, приведу слова г. Карелина, познакомившегося со мной, там же, на выставке. Смотря на мои фотографии, он сказал: «Как художнику, нельзя не позавидовать вашим фотографиям, они видно сделаны в разных местностях России и всякий, при своей домашней – обыденной городской и деревенской обстановке, а мои фотографии, посмотрите, указывая при этом на свою витрину, — одна, другая и третья комнаты, но ведь это у меня дома, — позирующая моя жена и хорошие знакомые; я их группирую по своему желанию и снимаю… Я непременно хочу сделаться вами: быть любителем-фотографом м ездить по России, снимать типы и древности». Мне оставалось с полным сочувствием отнестись к его намерению и пожелать ему полного успеха.

Я предполагал сделать сообщение в августе, об изобретениях и о моментальной съемке перед публикой на выставке; но денежные средства не позволили приготовиться к демонстрированию. Вот перечень моих изобретений и усовершенствований:

1) Объектив (комбинация объективных стёкол).

2) Для них очень лёгкая оправа, вмещающая в себе постоянные диафрагмы.

3) Два пневматических затвора для объектива.

4) Камера, усовершенствованная, весьма легкая, — к ней приспособления: а) плёнка, заменяющая матовое стекло, закручивающаяся постоянно на валике; б) кассет с моментальным затвором и проявлением пластинки без тёмной комнаты-лаборатории.

5) Плёнка, чувствительная к свету, негативная и позитивная.

6) Плёнка для негативов и для перевода старых негативов мокрого и броможелатинового способов.

7) Бумага для позитивов, печатающая при обыкновенном керосиновом свете, при помощи проявляющего.

8) Альбуминная – серебряная бумага, сохраняющаяся в неизменном виде – не желтеет в течение полугода и более.

9) Объективные стёкла для съёмки портретов, групп, видов и других предметов с натуры, при обыкновенном ночном, ламповом, керосиновом и лунном свете; время экспонирования (держания) тоже, что и в обыкновенных фотографиях при мокром способе. Такая чувствительность процесса зависит от объективных стёкол, мною усовершенствованных. Нет сомнения, что этот успех, воспроизводящий при рефлексивном свете изображение вполне отчетливое и резкое, дает много интересного как в теоретической, так и в практической фотографии.

Новое усовершенствование касается не частного применения и улучшения какой-либо части фотографического процесса, но существенно изменяет средства фотографии и способствует более обширному применению её в научном и техническом отношениях.

Теперь есть возможность не то, что охватить фотографически дневную деятельность человека, но и ночную, так, например, можно снять спящего ребёнка, красиво разбросавшегося в кроватке, или целую семью крестьянина, сцену в театре во время игры, иллюминацию, пожар, ночлег войск (в военное время), при разложенных кострах, пещеры, внутренний вид шахт при разработке каменного угля и т.п.

В настоящее время я уже имею несколько фотографий, сделанных на дому у снимающихся и у меня при обыкновенном ламповом, керосиновом (выделено И.В. Болдыревым – прим. ред.), освещении, а также виды, снятые при лунном и фонарном свете (время держания от 5 до 15 минут и более). Как портреты, так и виды в художественном отношении удовлетворительны.

В осуществлении такого успеха я многом обязан Н.В. Верещагину. По окончании Всероссийской выставке в Москве, мне пришлось случайно познакомиться с ним. Он принял во мне живое участие, отрекомендовал меня гг. Львову, Орлову и Лепешкину.

Н.В. Верещагин, Н.А. Львов, а в особенности С.В. Лепешкин помогли мне в деньгах и тем дали возможность привести в исполнение мои изобретения.

Заканчивая свою брошюрку, написанную не с целью, чтобы огласить передряги, пережитые мною, нет, я уже выбился на дорогу, а с целью познакомить публику с тем, как бывает трудно осуществить какое-либо изобретение и усовершенствование, даже очень полезное, когда не имеешь средств. На обширной «матушке» Руси не мало пропало бесследно весьма полезных изобретений вследствие того, что люди, обладающие средствами, верят в авторитетность, а не в труд бедняка, который много хорошего придумывает, и тем дают заглохнуть полезному изобретению самоучек-практиков и даже теоретиков.

Испытав на себе всю тяжесть нужды и невзгод, я молю Бога, чтобы Всевышний (выделено И.В. Болдыревым – прим. ред.) укреплял людей, работающих на поле науки, искусства и техники в области изобретений и усовершенствований.

- FIN -