Sarkel

Из книги С.А. Плетневой

«САРКЕЛ И «ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ»

(изд-во Воронежского госуниверситета, 1996)

     Еще в 30-х гг. XX в. М.И. Артамонов начал исследования на Левобережном Цимлянском городище и затем, сопоставив письменные свидетельства с археологическими материалами, неопровержимо доказал, что городище представляло собой развалины хазарской крепости Саркел и древнерусского городка Белая Вежа. В 1949-1951 гг. он продолжил работы на городище, раскопав более трети всей его площади. Полученные материалы стали существенным вкладом в золотой фонд отечественной археологии.

    Появилась возможность изучения крепости Саркел, постепенно переросшей после завоевания её Святославом в 965 г. в небольшой степной город с многоэтничным населением и синкретичной культурой.

    Изучение ценнейших археологических данных в совокупности со сведениями известных письменных источников позволило сделать выводы и выдвинуть гипотезы об этапах почти полуторастолетней истории крепости Саркел. Достаточно чётко определилось значение Саркела в жизни Хазарского каганата, его широкие торговые внутригосударственные связи. Удалось проследить направления важнейших в те столетия (IX-X вв.) торговых путей, проходивших через Саркел и связывавших его с западными ответвлениями «великого шёлкового пути».

Введение

ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ИЗУЧЕНИЯ ПАМЯТНИКА

Немногие средневековые города и тем более крепости, расположенные в Восточной Европе, удостаивались быть упомянутыми в синхронных или более поздних историко-географических сочинениях. О крепости Саркел средневековые авторы писали неоднократно, что является свидетельством значительной её роли в жизни громадного региона, включавшего не только территорию Хазарского каганата, но и его окружение.

Письменные свидетельства о Саркеле много раз рассматривались или упоминались в трудах историков XIX-XX вв. Как правило, любое упоминание об этой крепости начиналось с цитирования или пересказа известного сообщения Константина Багрянородного (X в.) о постройке Саркела, о времени этого строительства, о значении крепости для каганата. Позднейшие византийские авторы (Продолжатель Феофана, Кедрин) с большей или меньшей лаконичностью изложили в своих сочинениях рассказ Константина Багрянородного

(см. Артамонов, 1962. С.298; Dunlop, 1954. С. 164, 194 и сл.; Golden, 1980. С.239 и сл.).

Сохранились и иные источники, свидетельствующие о существовании Саркела, в том числе русская летопись, которые в совокупности дали бесценный материал о хронологии, архитектуре, строительных приемах, организации обороны крепости. Однако вопросы, касающиеся жизни и быта в ней, постепенная трансформация её в небольшое укрепленное поселение, сведения о развитии ремесел, о религиозных обрядах и в целом о хозяйственно-бытовой деятельности населения, обитавшего в Саркеле, так и остались бы на уровне гипотез или вовсе не могли бы быть поставленными без каких-либо дополнительных данных и источников.

Таковыми явились археологические материалы, полученные при исследовании расположенного в нижнем течении Дона Левобережного Цимлянского городища, известного археологам с начала XIX века (рис.1).

1 – остатки кирпичных стен;

2 – не раскопанные части стен;

3 – площадки, замощенные кирпичом;

4 – предполагаемое местонахождение мостика через ров и дороги к Главным воротам.

История открытия и первых попыток изучения этого городища в XIX в. достаточно обстоятельно дана в книге М.И. Артамонова «Средневековые поселения на нижнем Дону»

(1935.С.6-24).

Еще в конце 20-х гг. им было начато глубокие и целенаправленное изучение этого памятника, когда он провел обследование «цимлянского гнезда» средневековых поселений. В 1934-1936 гг. М.И. Артамонов заложил раскопы на самом Левобережном Цимлянском городище, вскрыв на нем за три сезона более 800 квадратных метров. Следствием полевых работ явились две его публикации: указанная выше монография в 8 п.л. и статья в «Советской археологии» — 2 п.л.

(Артамонов, 1940).

В них обозначены основные направления изучения не только Саркела и го округи, но и всей культуры, к которой принадлежали цимлянские поселения. Эта культура, получившая в археологии название «салтовская» или «салтово-маяцкая», впервые рассмотрена М.И. Артамоновым как единая государственная многоэтническая культура Хазарского каганата  

(Плетнёва, 1990 г.).

Вторым, не менее важным, результатам его работ на городище являлось создание стройной системы доказательств, направленных на отождествление этого городища с Саркелом – Белой Вежей. О тождестве их писал ещё в конце XIX в. донской краевед и историк Х.И. Попов (1895), но до его небольшой публикации и после неё учёными России и других стран было предложено столько вариантов местонахождения Саркела, что мнение скромного краеведа утонуло в них. М.И. Артамонов, опираясь на полученный в разведках и раскопках материал, привел в подкрепление гипотезы Х.И. Попова неопровержимые факты, блестяще им обработанные и интерпретированные. Третьим, существенным, чисто археологическим, достижением работы М.И. Артамонова в те годы было составление первой и весьма удачной классификации всей обнаруженной на поселениях керамики (с широким привлечением керамических материалов с других салтово-маяцких памятников). Выведенные им группы керамики он связал с определенными этническими формированиями, входившими в каганат. При этом он категорически отверг утверждение А.В. Арциховского

(1930.С.37, 38)

и некоторых других ученых о принадлежности характерных горшков с линейно-волнистым орнаментов славянам и доказал, что они являются одним из основных признаков салтово-маяцкой культуры и датируются на степных памятниках концом VIII-IX вв.

(Артамонов, 1935.С.58-64).

Что касается собственно Саркела, то уже в те годы М.И. Артамонов утверждал:

1. Крепость была построена из кирпича, хотя и по совету византийца Петроны, но без непосредственного руководства византийских архитекторов. Свидетельством тому – неприемленность для последних бесфундаментной кладки стен, а также размеры кирпичей, не соответствующие византийским.
2. Целью сооружения крепости была не охрана границ, так как она стояла почти в центре Хазарии, и не охрана водной дороги, поскольку с места строительства Дон просматривался на очень небольшое расстояние и, кроме того, водный путь тогда (в первой половине IX в.) не был ещё освоен. Крепость предназначалась для охраны сухопутной дороги, которая шла с юга (их Предкавказья) к донскому броду, хорошо известному и активно функционировавшему ещё в XIV в.
3. Крепость была построена на чистом, ранее не заселенном месте.
4. Кирпичные укрепления и мощные земляные валы и ров с проточной водой, превративший территорию, на которой стояла крепость, в довольно большой остров, были сооружены одновременно.
5. В качестве крепости Саркел служил всего несколько десятилетий. Обитателями его тогда были только постоянно сменявшиеся отряды воинов гарнизона числом в 300 человек.
6. Изменение «международной обстановки» — наступление печенегов на хазарские степи – привело к притоку населения в хорошо защищенную крепость. Началась её перестройка, сопровождающаяся частичным разрушением кирпичных построек внутри её. На кирпичных развалинах, с предельным использованием недоразобранных стен, были поставлены дома с глинобитными полами, камышовыми крышами, турлучными стенами и печами, сложенными из камней и вынутых из кладок кирпичей.
7. В первой половине X в. Саркел был уже городом, о чём свидетельствовали остатки ремесленных мастерских. Это был центр большой округи, поселения которой принадлежали оседлым земледельцам и скотоводам.
8. В 965 году Саркел был взят князем Святославом Игоревичем. Жизнь в нем, несмотря на разрушения, нанесенные завоевателями, не кончилась. Открылась новая страница – полуторастолетняя история древнерусского степного городка Белой Вежи.
9. Начатое в саркельский период разрушение кирпичных построек ещё активнее и тотальнее продолжалось в Белой Веже. Фактически к концу её существования сохранились только отдельные куски внешних, наиболее массивных стен и угловых башен (только нижние их части). Именно их и продолжали крушить местные казаки, используя прекрасный саркельский кирпич для своих нужд. В результате от крепости остался невысокий холм на берегу старицы Дона с поверхностью, изрезанной сильно заплывшими ямами и траншеями, образовавшимися при «раскопках», проводимых на холме казаками. Направление этих траншей-карьеров позволило М.И. Артамонову наметить планировку исчезнувшей крепости.

Итак, казалось бы, все кардинальные для данного памятника вопросы были практически решены уже к концу 30-х гг. на сравнительно небольшом, в значительной степени подъёмном материале. Однако некоторых учёных они не убедили. В 1948 г. вышла книга (сборник статей) К.П. Кудряшова – специалиста по исторической географии, в которой на основании анализа всего одного письменного позднего (XIV в.) памятника – «Хождение Пименово в Царьград» и на спорной гипотезе о равномерности отрезков пути, проходимых экспедицией Пимена ежедневно, утверждалось, что Саркел помещался в изгибе Дона – там, где Дон ближе всего подходит к Волге, т.е. в самом начале переволоки. Никакие доводы и соображения М.И. Артамонова не были приняты в расчет, а факты просто игнорировались

(Кудряшов, 1948.С.9-41).

Археологи не приняли мнение К.П. Кудряшова, так как на указанном им участке берега Дона нет ни одного памятника, относящегося к салтово-маяцкой культуре, который имел бы хоть какие-нибудь признаки, сближающие его с описаниями крепости Саркел, сделанными Константином Багрянородным. Историков же, видимо, не интересовала локализация Саркела: в своих трудах они или не касались этого вопроса, или ссылались на открытие М.И. Артамонова, т.е. признавали правильность сделанного им отождествления.

В те годы (конец 40-х) в нашей стране начались работы на очередной «стройке века» — строительстве Волго-Донского канала. К исследованию будущей трассы канала и дна Цимлянского водохранилища были привлечены и археологи. Руководителем первой большой экспедиции был назначен М.И. Артамонов. Экспедиция работала в 1949-1951 гг. и получила название «Волго-Донской».

Основное внимание начальника экспедиции было, естественно, обращено на раскопки Саркела, который должен был уйти под воду – на дно Цимлянского «моря». После окончания работ на городище, в 50-е – начале 60-х гг., вышли из печати три тома трудов ВДЭ

(МИА.1958.№62; 1959.№75; 1963.№109).

В них были помещены большая (7 п.л.) обобщающая статья М.И. Артамонова о Саркеле-Белой Веже и исследования материалов, полученных при раскопках этого и других памятников Волго-Дона.

Публикация трудов, а затем и энциклопедической монографии М.И. Артамонова «История хазар» (1962), в которой разнообразные археологические материалы были привлечены очень широко, создала на какое-то время впечатление относительной завершенности хазарской и собственно саркельской тематики. Само собой после всей этой массы опубликованного нового материала исчезла даже необходимость дискутирования с К.П. Кудряшовым, хотя М.И. Артамонов и коснулся в «Истории хазар» этой гипотезы, указав на её полную несостоятельность

(Артамонов, 1962.С.299).

Несмотря на то, что материалам Левобережного Цимлянского городища (Саркел-Белой Вежи) в опубликованных томах было посвящено не менее трети объема, т.е. примерно 50 п.л., огромное количество данных, полученных при новых раскопках этого памятника, осталось почти или полностью неисследованным и неизданным (!!! – Прим. Ред.). Поэтому М.И. Артамонов планировал издание ещё двух томов трудов ВДЭ, посвященных исключительно Саркелу и Белой Веже. К сожалению, в 60-е годы замечательная серия МИА была упразднена и вместе с тем фактически исчезла возможность дальнейшей публикации, а значит, и необходимость для этого обработки материалов городища. Распался  и коллектив ученых, объединённых саркело-беловежской тематикой. Обстоятельства сложились так, что долгое время этим памятником занималась лишь жена М.И. Артамонова, высококвалифицированный археолог – О.А. Артамонова-Полтавцева. Было очевидно, что дальнейшая работа над этой темой не может быть продолжена без написания отчета о полевых исследованиях памятника, который не был составлен и сдан своевременно, т.е. в 1952-1953 гг. полевая документация в виде нескольких десятков дневников, разрозненных чертежей, выполненных в поле архитекторами и художниками, ген.план всех раскопок, зачерченный на уровне материка, рисунки уникальных находок огромный фотоархив, великолепные полевые описи и, наконец, сами находки, хранившиеся в Государственном Эрмитаже, могли стать фундаментом этого отчета. Однако тяжелая болезнь О.А. Артамоновой, взявшей на себя этот громадный труд, не позволила работать в полную силу и он остался ненаписанным. После её смерти все материалы Саркело-Белой Вежи (исключая фотоархив и вещевой материал, принятые на хранение ГЭ) были переданы М.И. Артамоновым автору этой книги в 1972 году с условием составления по ним отчетов о раскопках Саркела-Белой Вежи в 1950 и 1951 гг. и частично – отчета 1949 г.

(дополнения к составленному А.Л. Якобсоном).

Это труднейшее дело, выполняемое мной только «в свободное от работы время», заняло 20 лет жизни. Прежде всего нужно было привести в порядок чертежи, многие из которых буквально рассыпались в руках, а также разобраться в дневниковых записях. В 1993 году, несмотря на все затруднения, написание отчетов было закончено (более 20 п.л.), а отчет за 1949 год основательно доработан и снабжен необходимыми чертежами. Отчеты 1950 и 1951 годов также были сопровождены чертежами, зарисовками, рисунками вещей и пр. Вполне реальным стало продолжение работ с саркельскими и беловежскими материалами.

Следует сказать и о том огромном вкладе, который внесли в изучение этого направления археологии другие ученики М.И. Артамонова – И.И. Ляпушкин, А.Я. Якобсон. Их фундаментальные работы по салтово-маяцкой и крымской археологии по сей день занимают почетное место в истории хазароведения. Однако работ, конкретно посвященных Саркелу, у них не было.

Археологическим изучением материалов Саркела-Белой Вежи занимались ученые более молодого поколения. Их труды опубликованы во 2-м томе трудов ВДЭ

(МИА, 1959.№75).

При написании данной работы я в соответствующих разделах пользуюсь их наблюдениями и выводами, на которые постоянно ссылаюсь и опираюсь. Только в редких случаях мне пришлось не согласиться с тем или иным автором по отдельным частным вопросам. Настоящая книга посвящена описанию и интерпретации не всех материалов из раскопок Левобережного Цимлянского городища (Саркела и Белой Вежи), а только тех из них, которые можно связать с Саркелом: материалы нижних наслоений мощного 3-метрового культурного слоя городища. Толщина этих наслоений нигде не превышала 0,5-0,6 м. Благодаря сохранившимся в письменных источниках сведениям о времени постройки крепости Саркел (30-е годы IX в.) и о взятии её князем Святославом в 965 году. Эти наслоения, характеризующиеся местами мощной прослойкой пожарища, образовались в период между указанными двумя датами.

Насыщенность саркельского слоя находками слоя находками очень велика, но это в основном обломки керамики. Так называемые индивидуальные находки, в том числе и монетки, встречались очень редко. Зато состав керамики в слое весьма разнообразен и представителен. Подробная характеристика его была дана в моей статье

(Плетнёва, 1959),

посвященной специально керамике, и в статье В.Д. Белецкого о жилищах

(Белецкий, 1959),

в которой он рассмотрел лишь некоторые наиболее типичные для слоя группы посуды.

В этой работе вряд ли целесообразно повторять сведения, содержащиеся в давно опубликованной и хорошо известной специалистам статье, в которой даны подробные описания, типология и этнические интерпретации каждой из групп саркельского керамического комплекса. Считаю только необходимым напомнить читателю те определения групп, которыми пользовались мы с В.Д. Белецким

(нередко вслед за М.И. Артамоновым), введя их в научный оборот.

Итак, наиболее распространенной группой являются кухонные хазарские горшки. Все они сделаны на гончарном круге из глины с примесью крупного кварцевого песка. Форма их шарообразная (реже – яйцевидная), орнамент сплошной линейный или линейно-волнистый (рис.2).

1-4 – кухонные гончарные кружки;

5 – котел с внутренними ушками;

6-10 – лепная хазарская посуда.

Форма их, как и горшков, шаровидная, нередко слегка приплюснутая и с округлым дном. На венчике изнутри, напротив друг друга примазаны массивные выступы, каждый с двумя отверстиями. Наличие обломков этих сосудов является одним из наиболее характерных черт саркельского культурного слоя.

Вторая группа сосудов всегда на всех памятниках сопровождала первую. Эта посуда изготовлена из прекрасно отмученного глиняного теста и отличается хорошим обжигом. Цвет обжига преимущественно серый, хотя почти треть обломков, обнаруженных в Саркеле, жёлтого или оранжевого цвета. Поверхность большей части сосудов этой группы полностью или частично лощеная, а форма лощеных сосудов необычайно разнообразная: горшки, кубышки, кружки, кувшины (рис.3).

1-7 – лощеная парадная посуда;

8, 9, 12 – сосуды без лощения или с частично лощеной поверхностью;

10 – большой тарный полупифос-полукувшин;

11 – маслобойка.

Все они служили столовой посудой, в которой пища подавалась к столу, но никогда не готовилась в ней. Другая часть такой посуды – нелощенная. Это обычно «тарно-производственные» сосуды: пифосы и маслобойки, большие корчаги. Уже во время полевых работ обломки нелощенных кувшинов и иных сосудов стали называть «сероглиняной керамикой». Название условно, но оно оказалось емким и необходимым при характеристике керамического комплекса на разных объектах.

Третья группа немногочисленна, состоит из лепных горшков, изготовленных из рыхлого (часто с заметной примесью травы) теста. Форма их яйцевидная или приземистая с расширением нижней части (рис.2). Орнамента на них нет. Аналогии сосудам этой группы известны в погребениях Зливкинского могильника и ряде подкурганных степных захоронений воинов с останками коней, датирующихся концом VII-IX вв. Вероятно, их можно связывать с болгаро-хазарским этносом. В таком случае нахождение их в слое Саркела закономерно.

Подавляющая масса керамических обломков в слое принадлежала тарной керамике (рис.4).

1-3 – тмутараканские кувшины;

4 – амформа IX в.;

5-8 – «кочевническая» посуда;

9-12 – боршевские горшки.

Это прежде всего красные высокие стройные кувшины со слегка расширяющимися к венчику горлом и плоской (ленточной) ручкой. Сделаны они из песчанистого рыхловатого теста, но благодаря прекрасному обжигу и совершенной форме, кувшины довольно крепкие: целых экземпляров в культурном слое этого городища значительно больше, чем сосудов всех остальных групп. И в публикациях, и в полевой документации экспедиции эти сосуды назывались «красноглиняными кувшинами» и «кувшинами с плоскими ручками». Однако следует учитывать, что изготавливать их начали на Боспоре, скорее всего в Таматархе, в конце VIII-начале IX вв., а распространение они получили в X – первой половине XI вв.

(Плетнёва, 1963.С.54),

А потому есть основание называть их «кувшинами тмутараканского типа» или «тмутараканскими кувшинами». Количество их обломков в нижнем слое городища огромно

(Плетнёва, 1959.С.266, рис.45).

Это явно преобладающая форма тарной посуды, так как амфорных обломков в слое в четыре раза меньше, а обломки привозных пифосов с массивными венчиками – единичны.

Отметим ещё две группы сосудов, обломки которых в большом количестве попадаются в саркельском слое наравне с керамикой, типичной для хазарского комплекса. Однако они никогда или только в исключительных случаях встречались в развалах жилищ хазарского времени и синхронных им хозяйственных ямах. Нет их и на многочисленных открытых в настоящее время поселениях салтово-маяцкой культуры.

Одна из групп – кочевническая керамика. Это лепные сосуды различных форм (кувшины, горшочки, кружки и пр.). их объединяет в одну яркую группу богатая орнаментация: сочетание прочерченных по ещё необожжённой поверхности гирлянд, кружочков, линий, насечек, защипов, ногтевого орнамента, ямок (см.рис.4). Аналогии этим сосудам (только в менее развитых вариантах) известны в Средней Азии в памятниках позднего этапа джетыасарской культуры

(Левина, 1971.С.76-89, рис.20-23).

С.П. Толстов именовал их «городами гузов»

(Толстов, 1947).

Попадались такие сосуды и в некоторых степных кочевнических погребениях от Казахстана до Приазовья

(Трифонов, 1987.Рис.93; Плетнёва, 1958.Рис.3).

Очевидно, всю группу этих сосудов следует связывать с гузо-печенегами, постепенно проникавшими на жительство в крепость в X в.

Другая группа представлена лепной славянской керамикой, причем, по мнению специалистов, не роменского, а боршевского типа, что указывает на тесные связи Саркела и Белой Вежи с донскими, а не с днепровскими славянами (см. рис.4).

Распределение керамики по глубинам (уровням) позволило создать так называемые «керамические профили»

(Белецкий, 1959.Рис.18, 23, 34, 40; Плетнева, 1959.Рис. 45, 47-52),

что дало возможность разделить культурный слой городища на три: хазарский (саркельский), древнерусский (беловежский) и половецкий. Сделано это было, очевидно, достаточно убедительно, так как археологи, изучавшие другие категории обнаруженных в слоях вещей, приняли наше деление безоговорочно.

Как уже говорилось, к культурному слою Саркела были отнесены нижние 0,5-0,6 м напластований и заполнения ряда материковых ям. В целом это верные наблюдения, но, как мы увидим ниже, более пристальные исследования толщи саркельского слоя с использованием очевидных фактов перекрытия одних объектов и развалин другими позволили сделать некоторые дополнения к прежним стратиграфическим исследованиям, в частности, выделить в саркельском слое нижние наслоения, относящиеся к IX в., и верхние, относящиеся к первой половине X в.

Важным аспектом, является определение назначения открытых в раскопках остатков кирпичных сооружений. Функционально определены были только очевидные комплексы: ворота, цитадель и донжон в ней. Никогда и никем даже не затрагивались вопросы планировки поселения внутри крепости по хронологическим периодам.

Удивительно мало уделялось внимания остаткам ремесленных производств и ещё реже фиксировались в публикациях случаи обнаруженных на городище остатков и следов различных ритуальных действ. Исключение составляют несколько погребальных комплексов и ям с жертвоприношениями, кратко охарактеризованных О.А. Артамоновой

(1963.С.11-24).

Этот перечень основных проблем не исчерпывает, конечно, всех встающих перед исследователем Саркела вопросов. Работа над отчетом поставила меня перед необходимостью вернуться к материалам этого замечательного памятника и по возможности создать дополнительные источники для изучения не только самого Саркела, но и связанных с его историей проблем, касающихся всего Хазарского каганата.

ГЛАВА I

КРЕПОСТЬ САРКЕЛ.

Вот что писал о строительстве, местоположении и значении Саркела Константин Багрянородный в середине X в.:

«… От понизовья реки Дунай, против Дистры, начинается Пачинакия. Их места расселения простираются вплоть до Саркела, крепости хазар, в которой стоят триста таксеотов, сменяемых ежегодно. «Саркел» не означает у них «Белый дом»; он был построен спафарокандидатом Петроной, по прозванию Каматир, так как хазары просили василевса Феофила построить им эту крепость. Ибо известно, что хаган и пех Хазарии, отправив послов к этому василевсу Феофилу, просили воздвигнуть для них крепость Саркел. Василевс, склоняясь к их просьбе, послал им ранее названного спафарокндидата Петрону с халандиями из царских судов и халандии катепана Пафлагонии. Итак, сей Петрона, достигнув Херсона, оставил халандии в Херсоне; посадив людей на транспортные корабли, он отправился к месту на реке Танаис, в котором должен был строить крепость. Поскольку  же на месте не было подходящих для строительства крепостей камней, соорудив печи и обжегши в них кирпич, он сделал из них здание крепости, изготовив известь из мелких речных ракушек…

Так совершилось строительство крепости Саркел. От реки Дунай до вышеназванной крепости Саркел 60 дней пути…»

(Константин Багрянородный, 1989.С.170-173).

Ниже император ещё раз связывал Саркел с Танаисом (Доном):

«… река Танаис, текущая от крепости Саркел…» (с.175).

Кроме того, большое значение имеет упоминание им же «путей», связывавших Саркел с Климатами и Херсоном. Судя по его словам, эти пути были сухопутными и проходили поблизости от земель, заселенных аланами (с.52-53).

Постройка крепости в чужом государстве по просьбе часто очень враждебного властителя была настолько примечательным событием, чтоб об этом сохранился рассказ в более поздних сочинениях. Так, Продолжатель Феофана, писавший в XI в., сообщает, очевидно пользуясь данными сочинения Константина Багрянородного, следующее:

    «… В это время хаган Хазарии и пех отправили к самодержцу Феофилу послов с просьбой отстроить им крепость Саркел (название означает «Белый дом») ту, что расположена на реке Танаис, разделяющей по одну сторону печенегов, по другую хазар, и где, поочередно сменяя друг друга, несут службу три сотни хазарских стражников. В ответ на их просьбы и мольбы послал Феофил спафарокандидата Петрону, сына Каматира, с царскими хеландиями и катепаном Пафлагонии и приказал выполнить просьбу хазар. Приплыв в Херсон, Петрона причалил к берегу и оставил там длинные суда, посадил войско в круглые, переправил его к Танаису, к тому месту, где нужно было сооружать город. Поскольку не было там камней, он выжег в печах из мелких речных ракушек известь, глину обжег, изготовил кирпичи и славно, хотя и с многими трудами, благодаря множеству рабочих рук, закончив порученное ему дело, вернулся в царственный город… Так был сооружен Саркел». 

(Продолжатель Феофана. 1992.С.56-57).

1 – стены, поставленные в первый период строительства;

2 – второй период застройки;

3 – кирпичные вымостки;

4 – номер основных зданий в крепости;

5 – линии разбивки СЗ-ЮВ;

6 – линии разбивки СВ-ЮЗ;

7 – колодец;

8 – зачерченные профили раскопов;

9 – обрыв берега;

10 – не раскопанные части стен.

Жилища периода жизни Саркела характеризуются прежде всего устоявшимися в первом периоде признаками: небольшой углубленностью, отсутствием подмазки на полу, турлучными стенами, открытыми очагами в центре пола. Однако появляются и другие особенности, которые нередко прямо противоположны традиционным. Это – наземность построек, обязательная в таких случаях подмазка пола, возведение стен из толстых досок (плах), обмазанных глиной, что внешне напоминало обычные турлучные конструкции. Наконец, самым отличительным признаком является расположение и конструкция отопительного устройства. Это нередко были уже сложенные из камней, кирпичей и глины печи с глинобитным подом (изредка и кирпичным – из четырех кирпичей). Кроме того, в Саркеле начали появляться оригинальные, получившие особенное распространение в беловежское время, небольшие очажки из четырех поставленных на ребро кирпичей. Как правило, очажки были заполнены тонкой светло-серой золой без включений даже мелких угольков. К сожалению, материал, из которого образована эта зола, не был определен. Но можно с уверенностью говорить, что она образовалась в результате сожжения какой-то одной породы дерева, травы или иной органики. Очажки всегда сильно прокалены: сжигание происходило внутри – в строго ограниченном пространстве. Над пылающими углями (на шампурах) или в горячей золе готовилось жареное или печеное мясо.

Следует сказать, что всё новые черты, включая очажки, встречались не изолировано, а вперемешку со старыми традициями. Так, в доме с печью в углу мог в центре пола помещаться открытый очаг, в полуземлянке ставились дощатые стены, а в наземном помещении – турлучные и т.д. все это свидетельствует о сложении в Саркеле второго периода своеобразной новой культуры, характерной для данного, возникшего в крепости поселения.

Новые черты культуры проявились, конечно, не только в домостроительстве. Выше мы видели, что были внесены нововведения и в сооружение зерновых ям, которые нередко, несмотря на крепкий глинистый материк, считалось необходимым дополнительно укреплять обмазкой зелёной клейкой глиной (возможно, это — «голубая глина»? Прим. Ред.). Свойства этой глины твердеть до каменного состояния после высыхания были использованы уже в первый период – при сооружении рва, край которого был специально тщательно промазан, однако, в бытовом строительстве она распространилась во второй период.

Сложился и вполне определенный керамический хазарский комплекс, отличавшийся от комплекса первого хазарского периода,

во-первых, заметным увеличением количества привозной тарной посуды, в частности, тмутараканских кувшинов;

во-вторых, почти полным исчезновением из хозяйства серо-глиняных гончарных сосудов без лощения;

в третьих, распространением лепных кухонных хазарских горшков;

в четвертых, увеличением находок котлов с внутренними ушками;

в пятых, появлением в хазарских комплексах лепных, украшенных «роскошным» орнаментом сосудов различного назначения (гузо-печенежских). Причем в тот период эта посуда получила преимущественное распространение только в цитадели, на других участках обломки её в слое единичны.

Помимо обломков керамики, вещей в жилищах и ямах, относимых ко второму хазарскому периоду, а также в слое рядом с ним попадались немного – это были в большинстве случаев сломанные или утерянные предметы (в том числе и монеты). Из вещей-украшений именно в тот период появились привозимые из Крыма стеклянные браслеты (чёрные, круглые в сечении). Несмотря на явное существование крымско-византийского экспорта, монеты оттуда поступали в Саркел очень редко, малое количество находок объясняется просто тем, что жители не часто теряли деньги, которые нужны им были для общения с соседями.

Что касается серебряных диргемов, то их в те годы копили и нередко превращали в украшения, т.е. они из категории денег переходили в категорию «сокровищ». Таковы монеты из клада с богатыми поясами, датирующимися временем от 907 до 954 г. 9 целых монет входили в ожерелье, а половинки, видимо, накоплены в качестве драгоценного металла (сырья для украшений?).

Весьма существенен устоявшийся традиционный видовой состав животных, определяемых по находкам в закрытых комплексах и слое. Он представлен 28 видами, разделенными на две группы – домашние (табл.5) и дикие (табл.6).

Таблица 5
Состав домашних животных в саркельском слое (данные из раскопок 1951 г.)
	Вид	Количество	Процент  (%)
1.	Лошадь	2’555	6,35 %
2.	Корова	8’786	21,86
3.	Овца	17’656	43,94
4.	Свинья	1’000	2,40
5.	Коза	79	0,19
6.	Верблюд	26	0,06
7.	Собака	347	0,86
8.	Кошка	141	0,35 %

Среди домашних животных преобладал крупный и мелкий рогатый скот. Лошади в основном «киргизы» — степная крепкая порода, изредка среди них попадались останки местной дикой (возможно прирученной?) небольшой лошадки – тарпана. Интересно, что в Саркеле почти не было коз, которые были распространены в стадах собственно салтовского (аланского) населения верховий Дона и его притоков. Представляется необъяснимым, что в крепости кагана, принявшего иудаизм, свинья в пищу употреблялась довольно часто, особенно если учесть и находки дикой свиньи – кабана.

Таблица 6
Состав диких животных в саркельском слое (данные из раскопок 1951 г.)
	Вид	Количество	Процент (%)
1.	Кулан	5	0,01 %
2.	Тур	1	0,002
3.	Лось	59	0,14
4.	Олень	655	1,63
5.	Косуля	21	0,05
6.	Сайгак	500	1,24
7.	Кабан	2’576	6,41
8.	Медведь	4	0,009
9.	Волк	12	0,02
10.	Лиса	353	0,87
11.	Хорек	29	0,07
12.	Ласка	1	0,002
13.	Барсук	63	0,15
14.	Выдра	12	0,02
15.	Бобр	150	0,37
16.	Заяц	34	0,08
17.	Суслик	14	0,03
18.	Птицы	1’048	2,60
19.	Рыбы (крупные)	4’091	10,18 %

Дикие животные представлены двумя отделами – степным и лесным. К степным относятся куланы, сайгаки, лисы, хори, зайцы, суслики, а к лесным – лоси, косули, олени, медведи, барсуки.

Бобры, кабаны, выдры связаны с обширными приречными зарослями. Следует учитывать, что в то время степь была ковыльной и в ней водились даже громадные туры и олени, а в приречных зарослях обитало, помимо млекопитающих животных, множество птиц. Кости птиц принадлежали домашним: курицам и гусю, а также диким: гусю, лебедю, дрофе, пеликану, цапле и орлану.

В целом состав домашних животных убедительно свидетельствует об оседлом развитом животноводстве, но преобладание в стаде овец, по-видимому, пережиток кочевого хозяйствования, в котором овцы играли превалирующую роль. Не исключено, что в Саркеле наряду с полной оседлостью продолжало существовать отгонное скотоводство: на лето стада овец, коров, табуны лошадей отгонялись в степь – их там пасли, перегоняя с одной кочевки в другую в зависимости от состояния трав в разные месяцы года.

О земледельческом труде свидетельствуют в первую очередь огромное количество хозяйственных зерновых ям, окружавших жилища. Иногда в них или в домиках находились разбитые или целые жернова, остатки сгоревшей пшеницы, ячменя, проса, соломы.

- FIN -