Sarkel

Пылающая Цымла сорок второго.

История освобождения станицы Цымлянской

3 января 1943 года.

«Господи, избави мя всякаго неведения и забвения…» (*). 

(*) – «Господи, избави мя всякаго неведения и забвения, и малодушия, окамененнаго нечувствия».

Молитва 7-я, святаго Иоанна Златоуста, 4-я строка. 

… Этот день, 3 января 1943 года, я помню хорошо (до мельчайших подробностей). Это был день освобождения ст. Цымлянской от немцев, именно освобождения, которого всё население ждало и было уверено, что оно наступит.

… В этот день проснулись рано. Спать не хотелось. Ночевали в подвале, на перинах. Была у нас ещё семья беженцев с Украины. Мать — Ольга Кобзева и трое детей. Самой младшей девочке было два годика и двое её братиков постарше, но, тоже маленьких. Мать их не выводила из подвала. Так они и сидели 6,5 месяцев в подвале всю оккупацию. Была ещё одна женщина – Поля Коробка с девочкой, но её увела моя старшая сестра Оля от нас подальше от дороги. Наш дом был самый крайний в степи, недалеко от кладбища, против староверской церкви (*).

(*) – сейчас место от этого дома находится в ст. Хорошевской, недалеко от «Каменного спуска станицы Цымлянской – Петровского порохового погреба», прим. ред.).

… Дед мой, Андроник Прокофьевич Захаров был старообрядческим священником. Умер в 1918 году. После него служил отец Макарий Прокофьев. Он был расстрелян в тюрьме в Таганроге.

… И так, стало светать, я вышла из подвала и поднялась в дом. На балконе (*) стояли немцы, они были в доме уже 3-4 дня.

(*) — (надо немного представлять архитектуру казачьего дома с «подклетью», над которой находился «балкон» — прим. ред.).

Двери были закрыты. Поздоровавшись с немцами, но мне никто не ответил. Это нужно видеть, как были они одеты. На одном даже было женское пальто и пуховой старый платок, а сверх платка – пилоточка. Все были накинуты кто чем: даже были байковые детские «одеялки в пупсик» (орфография автора – прим. ред.). Я прошла по балкону и остановилась около двух молоденьких солдат. Говорила я по-немецки грамотно, а их «болтовню» не всегда понимала. Солдаты оказались бельгийцами. Они охотно со мной разговаривали. Хвалили свою Бельгию и мечтали попасть домой.

… Вдруг, в такую рань летит немецкий самолет, летит очень низко и я заметила, что в одном месте край свастики отогнулся и видна красная звезда. Сказала немцам, что самолет русский. Один немец, по имени Отто, уверенно сказал: «гаманский». Я его поправила: не «гаманский», а «германский», на что он мне ответил: «Кончится война, приезжайте к нам в Германию и будете преподавать нам язык». Только он так сказал, самолет начал бомбить конец «каменного спуска», около церкви Никольской.

… Все немцы моментально исчезли. Я осталась на балконе одна и тишина на меня подействовала страшнее, чем бомбежка. Даже не поняла, куда делись военные. Спустилась в подвал — под коридором стала собирать кирпичи, делать подставку, чтобы видеть в щелочку, что делается во дворе. Но не успела — как что-то прогрохотало по коридору и раздался приглушенный русский мат. Определить по мату — немцы или русские трудно. Немцы говорили на своем языке, но матерились на русском. Стала прислушиваться и уловила несколько русских слов. Выскочила из подвала – на балконе были наши солдаты. Сразу бросилось в глаза – как они были одеты. Одеты они были очень тепло. На всех были стеганые ватные брюки, стеганые ватные телогрейки, шапки-ушанки – но, ни у кого они не были завязаны. На ногах либо кирзовые сапоги, либо ботинки с обмотками, но обмотки прятались под брюки, т.к. они были белого цвета. На руках брезентовые рукавицы. И, как полагается, в конце балкона была драка. Дрались несколько человек. Я вбежала на балкон и подошла к дерущимся. Рядом стоял солдат, спокойно смотрел на эту драку и к чему-то прислушивался. Я спросила у него: «Почему дерутся»? Он мне тоже вопросом ответил: «Слышишь»? Я ничего не слышала, но улыбнулась и махнула головой. Один солдат стоял в стороне без шинели. Я подошла к нему и спросила: «Почему он без шинели»? Он спокойно мне ответил: «Несли по балке «сорокопятку» (пушку – прим. ред.), стали поднимать наверх – пришлось подложить под колесо». Тогда «дерущиеся» все окружили меня и начали все рассказывать, как они несли по балке «сорокопятку», как поднимали её наверх и, как с одного выстрела «подавили» огневую точку (*).

(*) – (эта огневая точка, расположенная на самом верху под куполом каменной Свято-Никольской церкви ст. Цымлянской не позволяла без потерь переправляться через замерзший Дон наступавшим советским войскам в январе 1943 года) – прим. ред.

… Тогда спросила их – почему «дрались»? Один ответил: «Мы были рады, что спасли жизнь не одного десятка солдат». Тогда поняла вопрос солдата: «Слышишь»? Он прислушивался к крикам: «У-р-р-а-а»!.. По балке это было слышно — один отрог, которой кончался около нашего сада.

… И, вдруг, к нам во двор въезжает немецкая крытая машина. И прямо в дом идет немецкий шофер: в левой руке у него овчарка, на правой руке висит автомат и он держит края одеяла, в которое окутал голову. И опять очень тихое: «Не стрелять»! Немец идет прямо в дом. У самого порога снимает одеяло и замирает. Затем мгновенно бросает автомат, собаку и одеяло и бежит не в степь, а на дорогу. Но за развалинами конюшни лежал русский разведчик и, выстрелил в немца. Он упал. Мгновенно, все русские солдаты исчезли…

… Опять я осталась одна. Тут мои ноги изменили. Мне стало ещё страшнее, даже не заметила, куда делись наши солдаты? По ступенькам не бежали. Но, собралась и убежала опять в подвал, но не успела вбежать в отсек, как полетели во двор снаряды. Они не задели дом и машины. В основном, снаряды падали на развалины конюшни, откуда и раздался выстрел. Ранило разведчика осколком снаряда в шею. Когда его вели в дом, он тоже матерился, но кровь остановили и оставили его в доме. Потом в дверях привыходника (*) появился военный, одет он был иначе, чем солдаты.

(*) – «Привыходник» (слово казачье) — пристройка на выходе из казачьего дома с балконом и лестницей, по нашему «предбанник», «прихожая». Прим. ред..

Был в фуражке с красным околышком и в кожаных перчатках. Спросил: «Кто тут местный»? Я вышла из подвала и он пригласил пройти с ним. Хотела не пойти, ведь совсем близко были немецкие танки. Он довольно резко приказал идти за ним и я пошла. Еле поспевала за ним. Он шёл по тропинке к «мельнице» (Парамоновской – прим. ред.). Что-то стало впереди чернеть. Когда мы подошли поближе, то это были расстрелянные наши жители. Двоих я узнала. Было восемь человек. Лежали они полукругом. В центре лежал хорошо одетый мужчина. Ему был сделан выстрел прямо в лоб. На лбу была чёрная шишка. Это был Упоров В.С. (47 лет). Он был райкомовский работник. Во время одной из бомбежек мы с сестрой прятались с ним в подвале на х. Каширкине. Он был со своей женой Анной Викторовной Батт. Первой лежала Бела – беженка, очень хорошо одета. На ней была меховая дошка (*).

(*) – (Меховая дошка («душегрейка») – короткая курточка на меху; прим. ред.).

Все тело её было изрезано штыками. Остальные шесть человек лежали на боку. Лиц не было видно. Военный спросил: «Кто стрелял?» Ответила, что немцы. На снегу были следы немецких сапог. Затем пошла домой. Во дворе из немецкой машины жители несли одеяла, плащи и сапоги. Я тоже пошла к машине – взяла сапоги и железную аптечку с красным крестом и подумала, что теперь у меня есть бинты, вата и йод. Сапоги сразу одела, т.к. была в бурках, а мелкие галоши были на одну ногу и зашла в подвал. «Подвальные» — никто не собирался выходить. Беженка – не выводила своих детей. Я ей сказала, что во дворе наши солдаты, а немцы отступили. За домом стояли танки, но и танки куда-то делись. Танки были подбиты и 4 января 1943 года по «каменному спуску» вели танкистов, которых нашли наши солдаты в копнах. Народ провожал их взглядом и некоторые говорили: «Отвоевались»! У всех жителей было приподнятое настроение. Все хотели, чтобы солдаты заходили к ним в дом, расспрашивали о своих братьях и мужьях.

… Вернулась во двор. Оля Кобзева вывела свою девочку во двор. Мальчики не пошли. Девочка расставила ручки и побежала к двум солдатам, которые стояли и разговаривали. Оля крикнула ей: «Вернись, а то — фрицы»! Она подбежала к солдатам, обняла за ноги одного солдата, повернула к нам головку и сказала: «Дядя». Это было первое её слово за 6,5 месяцев. Солдат взял её на руки. Посадил на левую руку, а правой, что-то искал по карманам и нашел кусочек сахару. Она не потянула в рот, а держала в руке и смотрела на мать, а мать, по-моему, подавилась рыданиями. Солдат спустил девочку с рук, и мы все втроём пошли в подвал. Начало смеркаться. Мама в подвале зажгла гильзу. И начала между нами делить соль. По несколько кристалликов соли клала нам на ладони – всем одинаково. А беженка колола сахар на шесть частей. На столе стоял большой чугун с картошкой и противень с тыквой. Продуктов у нас было много. Мы не голодали. А мне очень хотелось увидеть аптечку. Я придвинулась к гильзе, раскрыла ящик, а там были фотографии расстрелянных и повешенных советских жителей. Немцы были большие любители фотографировать подобные зрелища…

… Тогда мне стал понятен случай с одним летчиком. Когда немцы 16 июня 1942 года, к вечеру, стали бомбить Цымлянскую, то со стороны хутора Тимохина летел самолет (*).

(*) – предположительно, биплан, одноместный истребитель, тип: И-16 («Чайка»), возможно, с аэродрома Сальска, Котельниково – прим. ред.

… От него тянулась очень тоненькая струйка дыма. Я шла с хутора Карнаухова домой и подходила к ст. Хорошевской и мне хорошо был виден этот самолет и я следила за ним глазами. Когда  раздались первые взрывы бомб, я побежала опять на х. Карнаухов, но до хутора не добежала и упала в ров. Но почему-то видела этот самолёт. Дымный шлейф за ним стал больше и он сел недалеко от нашего дома на горе Цымлянской станицы. Уже шёл не дым, а самолет стал гореть, потом взметнулось высокое пламя и постепенно стало оседать. Станица Цымлянская горела огромным костром. Стало смеркаться и я медленно пошла на Карнаухов к родственникам. Они стояли на балконе и смотрели, как горит ст. Цымлянская. Все молчали. Ежедневно ст. Цымлянскую бомбили наши самолеты. Переправу под Красным Яром наши удерживали прочно. Мы вернулись в Цымлянскую в августе 1942 года. В подвале нашего дома были две семьи беженцев. Мы были этому рады. Это были наши люди. В Цымлянске стало очень мало жителей. Разбежались по хуторам, часть эвакуировалось, но много погибло и погорело.

… Самолет за домом стоял, как несгоревший. Нас предупредили, что летчика не разрешают зарывать. Но я видела, что никакого вреда немцам он не сделал и решили зарыть. Сначала пошла с Полей Коробкой (беженкой), но со стороны «мельницы» (*) показались немецкая машина.

(*) «Мельница купца Парамонова» — памятник истории, пережил гражданскую и Великую Отечественную войны, но пал от руки варваров в «лихие 90-е», остатки которой можно ещё увидеть в ст. Хорошевской.

Иногда: «Свой дурак – хуже иноземного завоевателя»; прим. ред.

… Поля бросила лопату в воронку от бомбы и убежала. На другой день пошла зарывать с сестрой Ольгой Гавриловной (тогда – Олей, ей было всего 20, а Лене Захаровой – 16 лет!!! Прим. ред.).

… Взяли газеты и суконные тряпки, вырыли могилу 70 см длиной, 40 см шириной; глубина – в колено. Устелили ямку газетами. Стали собирать сгоревшего летчика. Самолет сел, а не упал. Сел около дороги по которой двигались немецкие танки и машины с солдатами. Он (летчик самолета – прим. ред.) хотел выпрыгнуть – это видно по левой ноге, но видимо, сразила автоматная очередь. Если бы он протянул 300 метров по линии, как летел, то мог бы остаться живой. Впереди была глубокая балка. Видимо дым заставил его сесть.

… Собрали все кости, сложили в суконную тряпку, только левая нога была белой, остальные кости были чёрные. Положили в могилу, затем я увидела планшет. Планшет бросила в могилу – он ломался, т.к. был сгоревший и зарыли. Сделали холмик, как могилу. С 1942-1949 год – ежегодно убирала могилу к Пасхе, посыпала песком. Но прошло 61 год и всё исчезло, даже могилы не найду. Думаю, что всё-таки найду!

… Немцы, безусловно, его фотографировали. Для них это было интересно – «скелет за рулем». И сейчас больно становится, а вдруг у него есть дети и они живы? Только помню год, число месяца и время дня, когда он летел и дымился (*).

(*) – (Для тех, кто хочет помочь в восстановить в Памяти имя летчика, возможно – найти его родственников, еще раз повторяем, что это событие произошло 16 июня 1942 года – в день прихода немцев в ст. Цымлянскую, примерно, в 19 часов. Летел самолет со стороны хуторов Тимохин, Терёхин. Предположительно, тип самолета биплан, одноместный истребитель, тип: И-16 («Чайка»). Возможно, вылетел с аэродромов: Котельниково, Сальск. Немецкие войска уже заняли Морозовск и стремились к Сталинграду, пытаясь с ходу овладеть переправой через реку Дон у станицы Цымлянской) – прим. ред.

… И так, вернусь в подвал. Смотрела фотографии в аптечке и думала – всякие зверства над людьми немцы любили фотографировать. Вот 120 морячек Крыма ровно лежат расстрелянные. Морячки были одеты в белых матросках, в темных юбках, в белых носках и в тёмной обуви на фоне гор вдали (возможно, это персонал детского пионерского лагеря Артек? Очень страшная догадка! Прим. ред.). Много виселиц с повешенными. И все это – издевательства над русскими людьми. Тогда ещё думала – как же этих солдат воспитали. Ведь убивать и грабить не все, надо ещё поиздеваться и сфотографировать эту жертву.

… Ночью загорелся наш дом. Все мы успели выбежать. Успела ещё оттащить ящики с патронами от дома, а из второго подвала вынесли три овцы и две козы и бросить рядом с домом в окоп. Всё у нас сгорело. Ушли вместе с беженцами к старшей сестре. Беженцы стали работать в колхозе. Я с сестрой пошла работать в госпиталь, который находился в ШКМ-е (школа коммунистической молодежи – прим. ред.). Работали на 2-м этаже. По коридору, сразу в классе на правой стороне. Я топила печь. Оля ухаживала за раненными. Раненые лежали на соломе. В головах у них были свернутые шинели. В колхозном базу брала тайком кизеки (*) и носила в госпиталь.

(*) – («кизеки, кизяки» — это такой вид топлива, приготовленный из коровьего и овечьего помёта («лепёшек»), последний ценился выше, так как горел дольше и жарче. «Брать» такой вид топлива в колхозе было наказуемо) – прим. ред.

… Утром солдаты приносили немного дров. Но в классе было тепло. Ежедневно носила с базу кизеки. Несмотря на антисанитарные условия, раненые выздоравливали очень быстро. Спросишь о ранении и поражаешься, то осколок в лёгких, то в икре (то есть, ноги. Прим. ред.), а дня через 3-4 выписываются и идут на фронт. Однажды спросила: «А не хотите домой, хотя бы дня на два»? Солдат засмеялся и сказал: «Дом далеко, а фронт — рядом».

… Жители Цымлянской приносили в госпиталь в глиняных горшочках пресное и кислое молоко. Притом, проходили сами прямо в палаты.

… В феврале (1943 года) открыли школу. Я пошла учиться в 9 класс. А Оля осталась работать в госпитале. Я ещё немного продолжала носить кизеки по вечерам и топить печь. Жизнь налаживалась, но начался голод.

… Прошли годы, мне 84 года. Часто в мыслях возвращаюсь к этому дню. Ведь можно было избежать таких потерь. Много солдат было убито между томатным заводом и ШКМ-ом. Ведь балки, овраги, весь родной рельеф звал солдат – укройтесь. Ведь надо же было это «УРА»! А несколько пулеметчиков сидят на куполе церкви и косят наших. Конечно, немцы подстрахованы. Потом все немцы были убиты, никто не отступил. А у нас «на горе» (сейчас – это ст. Хорошевская. Прим.ред.), где был использован рельеф был ранен только один солдат. Даже наши солдаты уничтожили танки и взяли в плен танкистов.

… Все погибшие солдаты были похоронены в братской могиле около «обелиска», где была похоронена Цымлянская дружина 72 человека (*).

(*) – («Обелиск» находился в конце «каменного спуска» у Св.-Никольской каменной церкви перед майданом ст. Цымлянской. Это место сейчас под водой) – прим. ред.

И только, которые умирали в госпитале, мы втроем: Александра Николаевна Ширшикова, Ольга Гавриловна Захарова (Оля Захарова, 20 лет, прим. ред.) и я ( Захарова Лена, 16 лет, прим. ред.) возили ночью на кладбище и хоронили в окопах. Возили на телеге на быках. Сейчас эти могилы не найду.

… Нельзя не вспомнить об одном явлении в той войне. Почти у каждого солдата, где-то на «гайтане» (*) или, где-то во шве гимнастерки была молитва: «Живый в помощи…» (**).

Все жены, родители, провожая своих мужей, сынов на фронт, вшивали эту святыню. И, наверное, в мыслях какой солдат и произносил слова Петра I: «За дело, с Богом»!  

(*) – «гайтан» — шнурок-цепочка на шее с оберегом (прим. ред.).

… Когда началась война, то через несколько дней после начала войны меня разбудила мама и сказала: «Лена, вставай люди пришли». Я увидела во дворе у нас много женщин 20-30 человек. И с этого раза начала писать: «Живый в помощи Вышняго, …». Писала даже под копирку. Пункт сбора и отправки на фронт новобранцев в ст. Цымлянской был во дворе вет. лечебницы, а это недалеко от нашего дома. До самого прихода немцев (16 июня 1942 года) писала: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится.»…

(**) – В защиту от врагов, в напастях при кознях человеческих и вражиих (Пс. 90):

 Хвала песни Давидовы, не надписан у еврей, 90.

1. Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится.
2. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него.
3. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна,
4. плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его.
5. Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни,
6. от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго.
7. Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится,
8. обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши.
9. Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое.
10. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему,
11. яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих.
12. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою,
13. на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия.
14. Яко на Мя упова, избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое.
15. Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его,
16. долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.

Слава.

Текст молитвы (из Книги малого канонника)

«Живый в помощи вышняго, …»:

Публикуем фото листка с текстом молитвы,

прошедшей с военным летчиком всю войну,

хранившейся рядом с парт. билетом:

Продолжение (стр. 2):

Окончание (стр. 3):

P.S.

Записано со слов автора Сизовой (Захаровой) Елены Гавриловны с сохранением орфографии и пунктуации.

24-29 марта — 03 апреля 2010 года. 

Материал подготовил Анатолий Чалых

- FIN -